В тысяча восемьсот тридцать пятом году, стало быть, восемнадцать лет тому назад, совершилось
ужасное злодеяние: мать Инсарова вдруг пропала без вести; через неделю ее нашли зарезанною.
Но душевное волненье оттого не умирилось: все чувства и весь состав были потрясены до дна, и он узнал ту ужасную муку, которая, как поразительное исключение, является иногда в природе, когда талант слабый силится выказаться в превышающем его размере и не может выказаться; ту муку, которая в юноше рождает великое, но в перешедшем за грань мечтаний обращается в бесплодную жажду; ту страшную муку, которая делает человека способным на
ужасные злодеяния.
И всегда, к сожалению, откладывала, хотя мысль, что вы меня можете считать участницей в том
ужасном злодеянии, была всегда для меня самая убийственная мысль!
— А та, что в те дни, когда над этим домом, и над этим парком, и надо мной должна заняться заря нового счастья, я не хотел, чтобы здесь оставался памятник семейного несчастья моего предка, несчастья, которое он увековечил
ужасным злодеянием…
Глаза Владимира остановились на подписи. Равнодушный к имени Софии в устах коварного старца, он теперь приложился устами к этому имени, начертанному ее собственной рукой. Как часто эта рука ласкала его!.. Тысячи сладких воспоминаний втеснились в его душу; долго, очень долго вилась цветочная цепь их, пока наконец не оборвалась на памяти
ужасного злодеяния… Здесь он, как бы опомнившись, повел ладонью по горевшему лбу и произнес с ужасом...
Неточные совпадения
Со всем тем, когда Иоанн взирал милостиво, взгляд его еще был привлекателен. Улыбка его очаровывала даже тех, которые хорошо его знали и гнушались его
злодеяниями. С такою счастливою наружностью Иоанн соединял необыкновенный дар слова. Случалось, что люди добродетельные, слушая царя, убеждались в необходимости
ужасных его мер и верили, пока он говорил, справедливости его казней.
Премудрая доказывает умом и опытами, что «излишно строгое наказание не удерживает людей от
злодеяний; что умеренное, но продолжительное, действует на душу сильнее жестокого, но маловременного; что законы исправительные и кроткие благотворнее строгих, искоренительных; что
ужасная привычка к казни ожесточает сердце и отнимает у Законодателя способы к исправлению нравов; что стыд должен быть главным его орудием; что не умеренность наказания, а совершенное упущение вины рождает дерзость и необузданность» (81–91).
Эта «сила нервов» поражала и занимала скорбную головой девицу, и она проводила время в упражнениях над своею нервною системой, не замечая, что делали в это время другие, следуя гордановской теории; и вдруг пред ней открылась
ужасная картина неслыханнейших
злодеяний.
Во время
ужасного разговора убийцы и жертвы Авраам стоял за кустами. Когда ж совершилось
злодеяние и Последний Новик скрылся, чернец вышел из своей засады и подкрался к убитому, истекавшему кровью из плеча, в котором сделана была глубокая рана. Скорою, усердною помощью можно было б еще возвратить его к жизни.
Из всего было ясно, что первый шаг своеволия и посягательства на свободу начальников прикрывался лукаво придуманным предлогом своей безопасности. Но этот шаг открыл путь и дал волю буйству и чувству мщения, которое увлекло их к
злодеяниям и удовольствовалось только кровью! Картина грустная и
ужасная!
В коридоре встретили ее насмешки и проклятия нескольких преступников, расхаживавших взад и вперед. На
ужасных лицах их можно было читать их
злодеяния. „Поищи правды! — говорил один душегубец. — Нас морят с голоду, а у Паткуля — чем он лучше нас?.. изменник!.. у него беспрестанно пиры да банкеты! То летят сладкие кусочки и стклянки, то шныряют приятели да девки…”